Красный вереск [За други своя!] - Олег Верещагин

— БЛИН!!! Ни фига не понимаю, — признался Олег, тряся в воздухе кистью. — Ну ладно, когда я сюда к вам только пришел. Но сейчас-то я не хуже любого в чете! А вот с тобой… — Олег не нашел слов и подозрительно спросил: — Иди это ОСОБЫЕ фокусы?

— Особые, — не стал скрывать Йерикка. — Но ничего сверхъестественного в них нет. Просто нужно ясно видеть Цель и Дорогу.

— Цель? Дорогу? — переспросил Олег, удивленный тем, как Йерикка произнес эти слова.

— Как-нибудь потом расскажу, — ответил Йерикка. — Давай еще раз?

Однако, лязг стали, реплики и шум разбудили, уже всех, кого можно. Посыпались реплики:

— Приискали поутру дело…

— То ли у них все ладно да весело?..

— Нечасто по нынешним-то делам…

— А й нам тоже?!.

Последнее предложение встретило живой отклик, и скоро чуть ли не все горцы уже рубились на мечах. А вот Олег и Йерикка отошли и сели на камни. Йерикка принялся отбивать кромку оружия, насвистывая сквозь зубы. Олег сказал задумчиво:

— А здесь грустно.

В самом деле. Озеро полностью соответствовало своему названию. Деревья, росшие вокруг него, имели широченные листья… но были эти листья серо-белесыми, будто глаза ночных чудовищ. В сумраке дождливого дня они смотрелись вполне уместно. Олег узнал ольху, иву — но изуродованные до неузнаваемости почти. От самого озера разило тухлыми, яйцами с такой силой, что к берегу никто не решался подойти. Да и незачем было — рощи вокруг лежали безжизненные, давящие этой серой пустотой. Это Олег понял еще вчера, когда в сопровождении группы энтузиастов попытался проникнуть ближе — и позорно бежал, зажимая нос.

Поединок всех против всех угас. Кое-кто вновь спал, кто-то жарил мясо, грибы или непонятные клубни. Дождь, сыпавший с небес, никого не беспокоил.

"Как все однообразно, — думал Олег, сидя на камне. — Дождь. Виноват дождь, он размыл нас и превратил в одинаковые пятна. Безликие пятна… Никто даже не переговаривается. И Гостимир не поет…"

Гостимир крутил настройку рации. Приплыла волна, на которой грустный девичий голос тихо пел простенькую, но красивую песенку о небе, запахе травы и надежде — редкость в здешнем эфире.

— Интересно, какая она? — задумчиво спросил Морок.

— Кто? — откликнулся Святомир.

— А певунья… Станет — красивая… Перевидеться бы.

— Разом ночью, — серьезно оказал Святомир.

— Грязь-то не развози! — возмутился Морок.

Но Святомир возразил:

— То ты грязь развозишь! Я часом о ней, бедной, мыслю.

— Не понял, — подозрительно взглянул на него Морок.

— Иой, да что! Тебя днем показывать нельзя. К тебе надо помалу обвыкать…

Гостимир все крутил верньер. Послышалась музыка без слов — в ней Олег узнал неожиданно Мариконе и удивился тому, откуда это?! Потом — всплыл… знакомый бой курантов. Спасская Башня отбивала полночь! Но вот уже знакомые звуки ушли, и неясно, как прорвались они в этот мир…

Два боевых вельбота прошли совсем низко, над верхушками деревьев. Треск и подвывание растаяли вдали, и горцы, прятавшиеся под деревьями, ругаясь и плюясь, повылезали на открытое место.

— Душу продам за паршивый "стингер", — сказал Йерикка. — Кто покупает?!

В самом деле — ЗРК в указанном Туром складе на берегу не оказалось.

— Одно мечтал — тут нас покоем оставят, — зло сказал Гоймир.

— Да какое это беспокойство, — поморщился Олег, — раз в сутки пролетели и уже скандал на всю ОБСЕ.

— Никто и не скандалит, — зло ответил Гоймир, — и что ты лезешь?!

— Никто не лезет.

— А часом что надо?

— Да ничего, успокойся, — примирительно оказал. Олег.

Но Гоймира понесло:

— Да и шел бы ты часом своей дорожкой — или указать?!

— Гоймир, успокойся, — сказал Йерикка.

Гоймир на него даже не оглянулся:

— И не просят тебя честью, а ты все разеваешься да разеваешься, что жаба к дождю!

— Я молчу, потому что чувствую себя виноватым, — процедил Олег, краснея, — но у меня терпение может и лопнуть, князь.

— Терпение! — заорал Гоймир, не сдерживаясь. — Йой, слово — терпение! Так что о моем терпении сказать — который день о бок тебя видеть и тебе же кряду обязанным быть стать?!

— Ты мне ничем не обязан…

— Так стало — обязан! По смертный час обязан! — Гоймир стискивал кулаки, кривясь от злости. — Часом тем обязан, что мне и жить-то не в жизнь! И тем, что налюбовался, как люба моя с другим милуется, целуется! И тем, что по сон вижу — лежит она под тобой!

Олег сделал быстрый, скользящий шаг и, раньше чем полуслепой от злости Гоймир успел хоть что-то понять, ударил его хуком в челюсть и панчем в корпус.

Гоймир рухнул наземь.

— Это тебе за, Бранку, козел, — сказал Олег, не опуская кулаков.

Гоймир повозил головой по земле и сел. Его глаза блуждали. Вот он мотнул головой и поднялся:

— Убью, — страшно сказал он.

И вдруг подскочил, поворачиваясь в воздухе с такой скоростью, что бьющая в голову нога исчезла. Олег нырнул под удар — и Гоймир отскочил, приземлившись; кулак Олега скользнул по ребрам.

Олег не хотел драться. После первого удара злость схлынула, осталось неловкое ощущение вины — а в таком состоянии схватки не выигрывают… Гоймир напротив — был слеп от ярости и практически не чувствовал боли. Уже следующим ударом он попал Олегу в плечо и, когда тот покачнулся, ударил его прямым в челюсть…

…Сверху лился дождь, лежать было сыро, и Богдан похлопывал его по щекам. Гоймир стоял рядом, держа кулаки наизготовку — без сознания Олег лежал недолго.

— Хороший удар, — Олег отстранил Богдана и сел. — Как теперь — легче? — Гоймир промолчал, глядя белыми от ярости глазами. Олег начал вставать, и Гоймир рванулся к нему — раньше, чем его успели удержать.

Олег ударил его с корточек — ногой в подбородок. Гоймир грохнулся на спину, разбросав руки, изо рта у него выскользнула струйка крови.

— В расчете, — сказал Олег, поднялся и, отойдя к ручейку, начал умываться, втягивая воздух сквозь зубы от боли — ледяная вода ломила все ссадины. Не поворачиваясь, Олег спросил: — Я его там не убил?

— Живой, — ответил Йерикка. — Нет, вообще-то хорошо поговорили.

— Куда лучше, — с отвращением сказал Олег, продолжая плескать водой. — Хорошо, за меч не схватился.

— Хорошо, — согласился Йерикка.

Богдан подал край своего плаща:

— Утрись вот.

— Осуждаешь? — Олег, вытирая лицо, снизу вверх посмотрел на мальчишку.

Тот нахмурился:

— Что так-то?

— Он же князь все-таки…

— Он человек. И ты человек, — пожал Богдан плечами. — И то ваша котора, вам и хлебать… Больно?

— Больно, — признался Олег честно. — Здорово он мне навесил.

Гоймир тоже сидел, но его поддерживали за плечи и под спину. Глаза у соперника Олега были мутные, с отвисшей нижней губы тянулась нить розовой слюны. Йерикка, успевший отойти к нему, пощелкал перед глазами князя пальцами:

— Ну-ка, посмотри… Жить будешь. Если ещё какой глупости не сделаешь.

Гоймир наконец-то по-настоящему сплюнул — сгусток слоны и крови. Моргнул, глаза сделались осмысленными.

Он бы, наверное, опять бросился в драку. Вот только чувствовал — ноги его не удержат.

…В складе, оборудованном в пещере на склоне холма, и тщательно замаскированном, оружия не было — только боеприпасы, но самые разные и в огромных количествах. В цинках лежали патроны всех мыслимых калибров. Отдельно паковались гранаты — ручные и тромблоны к подствольникам и АГС. В герметичной упаковке находились детонационные шнуры — такую взрывчатку, как трос, можно было обматывать вокруг тела. Среди боеприпасов много было немецких, еще военного времени — похожие на яйцо гранаты со шнурами вместо чеки, отлично герметизированные парабеллумовские патроны и патроны 7,63Маузер, подходившие к оружию калибра 7,62ТТ, его в отряде имелось много, финские ножи в потрескавшихся чехлах, лезвия которых украшали орлы со свастикой и готические девизы, полные тевтонского высокомерия, но привлекательные…

— В этих местах, — Одрин, вскрывая ключом, похожим на открывалку, цинк с патронами к «калашниковым», махнул вокруг свободной рукой, — полнехонька коробочка топляков-то. Дед мой про то говорил. На взмятении разом целый отряд хангаров они в болотину уволокли, одно пузыри забуркали водой… Такая былина есть — тех топляков тут древний князь поселил, чтоб его сокровищам стража стала. Тут-то, под озером-то, и есть княжьи ухоронки. Кто СЛОВО знает — тот и забирай.

— Какое слово? — спросил Олег снаряжавший восьмой магазин к своему автомату. Он уже успел набить два семидесятизарядных барабана, найденных вместе с патронами — более емкий пулеметный магазин, хотя и утяжелял оружие, но позволял плотнее прижиматься к земле и вести интенсивный огонь.

— Злато-серебро поманило? — усмехнулся Одрин. — Так кто ж знает — какое слово…